— Учёный дурак... — фырканье стало насмешливее.
— Вот что, l’hassy! Я устал бегать по улицам и надрываться, чтобы обеспечить тебе беспрепятственный доступ в королевский дворец! Если что-то не устраивает, могу отойти в сторону и предоставить полную свободу действий!
Вдох в комнате висит тишина, потом слышу:
— Тебе совсем не понравилось?
— ЧТО?!
— Как я пою?
Наивно-детский тон вопроса вызвал к жизни витиеватое ругательство, окончание которого я проглотил, когда заметил заинтересованно высунувшиеся из-под серебристых волос уши.
— Я уже сказал: ты хорошо поёшь! Особенно о несчастной любви...
— Правда?
— Правда! Продолжай в том же духе, и вся столица будет у твоих ног!
— Ты так думаешь? — теперь он горделиво задирает нос.
— Да! Иди спать!
— Хочешь, я сыграю... для тебя?
Подушкой, что ли, в него кинуть? Нет, не поможет... Вздыхаю:
— Играй! Куда уж мне деться?...
Он обрадованно подносит к губам флейту.
...Чистый, чуть низковатый звук инструмента, поплыл по комнате. Старая мелодия. Очень старая. Ровная. Сильная. Спокойная. Невыразимо-печальная и столь же светлая. Незаметно для самого себя шепчу в такт музыке:
Счастье — песок в дрожащих руках:
Мимо мечты проплыли.
Лоно души накрыла тоска
Тенью драконьих крыльев...
Мелодия обрывается. Эльф задумчиво опускает флейту и спрашивает:
— Интересно, какие они?
— Кто?
— Драконы.
Я поперхнулся.
— Разве ты их ещё не видел? Ты же...
— Моё обучение не закончено, — горестно вздыхает Мэй. — А так хочется поскорее...
— Насмотришься ещё!
— А ты... видел? — лиловые глаза серебрятся любопытством.
— Видел, — признаюсь. А зачем лгать? Чем шире паутина лжи, тем больше шансов у тебя самого же в ней и запутаться.
— Расскажи... — робкая просьба.
— Не буду.
— Почему? — лёгкая обида в голосе.
— Чтобы не создавать ложное впечатление. Сам всё увидишь. В своё время.
— Скажи хоть... они красивые?
Задумываюсь, вспоминая. Красивые ли? Грозные. Сильные. Стремительные. Уверенные. Мудрые. Язвительные. Хитрые. Вредные. Могущественные. Ребячливые. Очаровательные...
— Да. Иди спать уже!...
Утром, позавтракав недоеденным накануне куском сыра и удостоверившись, что рецепт притираний эльфийского доктора позволяет брить голову не каждый день, я направился в южную часть города — квартал Медных Закатов, где располагалась лавка купцов иль-Руади. Мне позарез нужны были две вещи, достать которые можно было только при участии моих знакомцев из Южного Шема. Вот только, кто из них будет в лавке за хозяина? Успел ли старый Акамар поведать об оказанной мной услуге и наказать сыновьям уплатить отцовский долг?...
Открывая дверь, я услышал знакомый перезвон колокольчиков. Ай-вэй, как давно это было! Вон они, малыши, прямо над порогом... Не удержавшись, щёлкаю по голосистым кусочкам металла, добавляя к хозяйской мелодии своё излюбленное окончание, и, не успевает затихнуть испорченная песня, слышу:
— Ах ты, рыжий негодник! Опять дорвался!... Вот погоди, поймаю и...
Из задней комнаты, шаркая остроносыми туфлями без задника, с удивительным для своего возраста и веса проворством выскакивает грузный старик. Чёрные, как угли, глаза подслеповато щурятся, но я более, чем уверен: Мерави всё так же зорок, как и в последнюю нашу встречу.
— О, простите, господин, я...
— Приняли меня за кого-то другого, почтенный?
— Да, служил в лавке один... негодник, вот я и...
— Бывает, — сочувственно пожимаю плечами. — Я не в обиде.
— Вот и славно, господин... — старик запахивает узорчатый мекиль поплотнее. — Чем могу быть полезен?
— Вы — не знаю, почтенный, а вот Ваш хозяин... Я хотел бы с ним переговорить. Это возможно?
— Разумеется, господин! Подождите минутку... — он, кряхтя и прихрамывая, исчезает за занавеской, а я улыбаюсь.
Эх ты, старый лис! Вон, как бежал, когда по привычке хотел обругать своего незадачливого помощника...
Правая рука Заффани — моего тогдашнего нанимателя — толстяк Мерави считал меня совершенно неподходящим для работы, несерьёзным и безответственным юнцом. Я довольно скоро устал доказывать обратное и начал вести себя в полном соответствии с его фантазиями. Только в общении с ним, разумеется... В частности, моё вольное обращение с колокольчиками — предметом гордости всей семьи, поскольку их отливали по заказу ещё прадеда Акамара — раздражало Мерави необыкновенно. Уж не знаю, почему...
— Что Вам угодно, благородный лэрр? — голос, вырвавший меня из забавных воспоминаний, принадлежал именно тому человеку, которого я мечтал, но не надеялся застать в Виллериме.
Со времени достопамятной встречи в трактире Акамар даже слегка помолодел, если таковое возможно: глаза блестят, уголки рта довольно подняты, и образующиеся при этом морщинки ясно говорят об одном: старик счастлив. Интересно, по какой причине? Белоснежный мекиль слегка помят... Забавлялся с наложницей? А что, дедушка ещё ого-го!
— У меня к Вам дело, h’assary. Важное и личное.
Он понимающе кивает и отсылает Мерави прочь, а сам подходит ближе.
— Я Вас слушаю.
— В конце лета Вы путешествовали по Ольмскому тракту, — начинаю издалека. — Останавливались в одном месте для встречи с... покупателем, который желал сохранить свою покупку в тайне. Ваш телохранитель занемог, и Вы упросили некоего молодого человека занять его место... Он был не в восторге, но помог Вам. Помните?