Отражения (Трилогия) - Страница 275

275

Тёмные щёлочки глаз совсем сжимаются. Левая рука старика медленно тонет в складках мекиля.

— Вы обещали оплатить свой долг, верно? Настало время.

— Кто Вас послал? — Акамар выговаривает слова тщательнее, чем пережёвывают пищу.

— Вообще-то, никто, кроме моей дурной головы.

Рука купца начинает прокладывать путь из вороха ткани наружу, а я, догадываясь, с каким «гостинцем» она предстанет передо мной, нарочито небрежно откидываю полу плаща и демонстрирую старику рукоять висящей за спиной кайры. Движение замирает, но, уверен: сухие пальцы только крепче сжимаются на кривом кинжале.

— Ай-вэй, дедушка! В Вашем возрасте — и в драку лезть... Нехорошо! Никого помоложе не нашлось? А как же прекрасные внучки, которых Вы так охотно прочили мне в жёны? Или они не могут защитить честь семьи лучше, чем её глава? Вот расскажу Юдже, чем Вы забавляетесь: она Вас не похвалит!

Проходит очень долгая минута прежде, чем морщинистые губы шепчут:

— Не может быть... Это... Вы? Но...

— Хотите сказать: мой внешний вид претерпел значительные изменения? Увы, увы... Время не стоит на месте, значит, и нам негоже от него отставать!

Старик беззвучно шевелит губами, но по характерному движению пальцев, будто перебирающих нанизанные на нитку бусины, можно понять: он возносит богам молитву. Благодарственную? Хотелось бы верить...

Пожалуй, поверю: тёмный взгляд Акамара теплеет, как раздутые угли, и раздаётся повелительное:

— Мерави, старый плут! Хватит подслушивать! Живо вели накрыть стол!

— У меня неотложное дело, h’assary... — пытаюсь напомнить о цели своего визита, но радушие купца из Южного Шема беспощадней песчаной бури:

— Даже самые важные дела не стоят удовольствия мудрой беседы за чашечкой taaleh!

— Разве что, за одной... — приходится смириться с участью гостя.

...Разумеется, пришлось поглотить упомянутого бодрящего напитка куда как больше. Хорошо, что Акамар, помня о времени суток, велел заварить «хрустальный» taaleh, но всё равно, я напился на год вперёд. И даже вынужден был дважды встать с низенькой кушетки, с трудом выбравшись из вороха подушек, чтобы... Ну, да речь не об этом.

Обычаи родины моего должника устанавливали непреложное правило: за трапезой можно говорить о чём угодно, кроме дел. Поэтому обсуждалась, преимущественно, погода, непредсказуемая, как женский нрав. Сравнение поздней осени с капризной красавицей, не желающей обнажаться перед законным супругом, навело старика на пристальное внимание к моей скромной персоне. Под оценивающим взглядом тёмных угольков я почувствовал себя неуютно и попробовал сменить тему:

— Каким ветром Вас занесло в Виллерим, дедушка?

— Надеюсь, попутным, — Акамар вынырнул из своих мыслей. — И встретив Вас, молодой человек, я вижу: боги были милостивы к моим старым костям...

— Вы говорили, что уже не водите караваны, — напоминаю.

— На счастье или на беду, нет. Я приехал из-за моей любимой малышки... Сола хотела увидеть снег.

— Сола? Ещё одна внучка?

Он гордо улыбнулся:

— Моя младшая дочь.

— О! — восхищённо качаю головой. — Вы меня поражаете, дедушка... Сколько ей лет?

— Скоро исполнится пятнадцать.

— Невеста на выданье...

— Она пока не думает о замужестве, — вздохнул старик, и я попытался его утешить:

— И впрямь: куда торопиться? Пусть увидит свет... Узнав, каковы обычаи других народов, начинаешь бережнее относиться к своим.

— Ваши бы слова, молодой человек, да в её сердце! — он снова уткнулся в меня изучающим взглядом.

— Надеюсь, Юджи поблизости не наблюдается? — осторожно осведомляюсь, памятуя об истовом желании купца породниться.

— Кто произнёс моё имя? — занавеска, заменяющая дверь, отодвинулась, пропуская в комнату мою знакомую йисини.

Должно быть, женщина только вернулась с улицы: смуглые щёки кажутся темнее из-за румянца, на чёрных волосах тают хрусталики снежинок. Короткая шубка из меха горного волка падает на одну из придверных кушеток, и женщина, оставшись в своём «форменном» одеянии, грозно спрашивает:

— Ты назвал моё имя, чужестранец. Что тебе нужно от меня?

Йисини чужды условности этикета, она признаёт только силу. Силу тела или силу духа — тут особой разницы нет. Но сила должна присутствовать, потому что только сильный человек заслуживает того, чтобы его выслушали. Слабый достоин лишь быстрой смерти в поединке. Таковы правила Дочерей Йисиры, и не мне их менять. Я и не буду.

Встаю и насмешливо улыбаюсь воительнице:

— Да вот, зашёл подарок вернуть.

— Какой? И — кому? — крылья бровей сдвигаются к переносице.

— Твой — тебе, разумеется! Помнишь? Такая ладошка-растопырка...

— Растопырка?! — мгновение Юджа охвачена негодованием по поводу столь неуважительного отзыва о своём медальоне, но...

Крик, который я слышу, заставил бы Мирриму умереть от зависти. Это даже не боевой клич и не выражение радости, это... Наверное, так встречают друга, с которым долго не виделись, или человека, который дороже, чем друг.

Проходит миг, и она уже сжимает меня в объятиях. Слишком крепких, чтобы быть до конца искренними, поэтому я вовремя ловлю пальцы, подбирающиеся к рукояти кайры:

— Э нет, милая, эта игрушка не для тебя!

— Ну, посмотреть-то можно? — не хуже маленького ребёнка канючит она.

— Только из моих рук!

— Ладно... — унылое согласие.

Вынимаю оружие, провожу пару простых перехватов вверх-вниз. Юджа следит за сталью в моей руке, как заворожённая.

275