Отражения (Трилогия) - Страница 456

К оглавлению

456

Тилирит тщательно облизала ложку, откинулась на спинку стула и осведомилась:

— Что Вас задержало, юноша? Или Ксаррон промедлил с передачей моей просьбы?

— Нисколько. Я потратил некоторое время на принятие решения.

— Какого же?

— Встречаться с Вами или нет.

— Вот как? Были причины отказать мне в беседе?

— По меньшей мере, одна.

— Полагаю, веская?

— У меня нет времени для бесполезных встреч.

— Значит, я не могу оказаться Вам полезной? — констатация факта, извлечённого из моих слов.

— Может быть, да. А может быть, нет. В Ваших достоинствах я не сомневаюсь, dou: к чему оценивать их ещё раз?

— И всё же, Вы пришли, — узкий подбородок чуть опускается. — Почему?

— Не мог отказать себе в желании ещё раз представить, как выглядела моя мать.

Тилирит ничего не ответила, но даже мьюри, сновавшая между плитой и столом, втянула голову в плечи. Ещё бы, я ведь коснулся запретной темы! Запретной прежде всего при общении с собственной тётушкой. Уж не знаю, что в своё время не поделили две сестрички (может быть, мужчину?), но Тилли не выносит, когда её сравнивают с Эли. И особенно, когда это делает такое ничтожество, как я.

Но они, и в самом деле, должны были быть похожи! Если верить портретам, сходство очень даже сильное. Сумрачная, как полог старого леса, зелень глаз, в которой трудно уловить оттенки чувств. Тяжёлая копна тёмно-рыжих волос, поднятых вверх, прядями уложенных вокруг головы и закреплённых одной длинной шпилькой. Помнится, в детстве я очень боялся этой штуковины, полагая её тайным тётушкиным оружием. Впрочем, вряд ли мои детские фантазии были далеки от истины: в некоторых уголках Восточного Шема орудием убийства могут служить и более безобидные вещи.

Шея длинная, тонкая настолько, что кажется: вот-вот согнётся под тяжестью волос и мыслей, время от времени рассекающих гладкий высокий лоб вертикальной морщинкой. Губы... Примечательные: верхняя — предупреждающе узкая, а нижняя — многообещающе полная, что создаёт весьма интригующий контраст. Нос отмечен лёгкой горбинкой. Кожа белая, но выглядит болезненно бледной, будто Тилирит очень редко появляется на свежем воздухе. А может, у тётушки просто много забот, отнимающих даже те силы, которые отпущены телу на поддержание себя в добром здравии...

Невысокая, стройная, но вовсе не худая, матушка Ксо не кажется женщиной, пользующейся вниманием мужчин. Но только до того момента, как сама решит, что ей необходимо: вот тогда — берегись! Взгляд томно теплеет, голос мечется от воркования к мурлыканью, локоны начинают выбиваться из причёски только для того, чтобы можно было небрежным движением руки продемонстрировать невероятную грацию... В общем, если тётушка пожелает, сможет завоевать любую крепость. Правда, крепости капитулируют перед такими захватчиками с готовностью, поражающей воображение. А следовательно, интерес атакующей стороны существенно снижается. Но это не мой случай. Меня Тилирит не собирается завоёвывать. Стереть в порошок? Пожалуй. Но не сразу, а по прошествии времени. Вдоволь наигравшись, так сказать.

— Представил? — тон сказанного ловко балансирует на грани между вежливостью и угрозой.

— Пожалуй, — последний раз провожу взглядом по бархатному лифу, плотно обнимающему небольшую, но вызывающе высокую грудь.

— Мы можем продолжить разговор?

— Вы — да, а я, засвидетельствовав своё непреходящее почтение, хотел бы откланяться.

— Ах да, Вы сокрушались о нехватке времени... Куда-то торопитесь? — доброжелательность льётся через край.

— Да. В одно милое место, где мне никто ничем не будет докучать.

— Если не секрет, что это за место?

— Серые Пределы.

— Хм.

Вот и вся реакция. Ни огорчения, ни радости, ни упрёка. Слегка приподнявшиеся брови и губы, сжатые немногим плотнее, чем раньше. А чего ты, собственно, ожидал? Безразличие — вот удел пустого места. Следовало бы начать привыкать, вот только зачем? Не собираюсь задерживаться в живых дольше, чем необходимо. Устал. Смертельно устал.

— Я могу идти?

— Нет.

И опять — ни тени чувства. Запрет, но спокойный и скучный, а это начинает злить.

— Почему я должен остаться?

— Очень правильное построение фразы, юноша! — наконец-то, некоторое оживление. Этакая рябь на глади лесного озера. — Вы уловили основную мысль.

— Мысль? В чём она состоит?

— Должен.

Доигрался: речь зашла о долгах и платежах. Даже немного любопытно стало:

— Кому и что я должен?

— Подумайте сами. А впрочем, так мы и до следующего года не покинем эту милую кухню... Придётся мне потрудиться.

Тилирит шутит? Со мной? Наверное, небеса упали на землю. На всякий случай бросаю взгляд в окно. Нет, пока всё на своих местах: сверху синее, снизу чёрно-белое. Снова смотрю на тётушку, которая наслаждается произведённым эффектом примерно так же, как и вареньем:

— Вы родились и росли в этом доме, юноша. Вы ели, пили, снашивали одежду, портили имущество, изводили слуг... Разве всё это не требует оплаты?

— Оплаты? Какой? Кому? Родителям, которых я никогда не знал? Им от меня ничего не нужно! Матери — потому что она давно мертва, отцу... Он даже не хотел меня увидеть. Ни разу. Я не просил, чтобы меня растили. Позволили жить? Хорошо! Только не предъявляйте мне к оплате чужие счета!

— Чужие ли?

— Повторяю ещё раз: если я кому-то что-то должен, то только матери и отцу, но беседы о долгах почему-то ведёте Вы, а не они.

456