Он понял. И метнулся облачком грязного тумана прочь, подальше от такого страшного существа, как я. Вдох. Ещё один. Струя зеленоватой жижи оросила мою рубашку, а уши заложило от звонкого и недовольного вопля. Малыш открыл глаза...
Гизариус тут же подлетел ко мне, оставив на время заботы о новоявленной матери, благо после родов она забылась здоровым — если так можно выразиться — обмороком, высвободил ребёнка из моих рук и занялся тем, чем и должен заниматься лекарь, принявший роды. А я стоял столбом, с глупой улыбкой на лице. Стоял до того самого момента, когда доктор повернулся, окинул меня критическим взглядом и предложил:
— Ты бы умылся, что ли... Рубашка, конечно, испорчена...
— Я постираю...
— Оставь уж... «Постираю»...
Он стянул с меня рубаху и кинул в угол.
— Воды я много накипятил, на всех хватит.
Сил почти не осталось, но я доплёлся до купели с водой и блаженно плеснул тёплую влагу на мокрое от перенесённого напряжения лицо. Доктор внимательно посмотрел на мои синяки, удовлетворённо щёлкнул языком и сообщил:
— Ну что ж, опухоль почти спала, можно взяться за растирания.
— Растирания?! — Я поперхнулся.
— Ты что-то имеешь против?
— И очень многое! — твёрдо заявил я. — Мне будет больно!
— Ох, какой ты нежный... Ничего, потерпишь.
И он щипнул меня за синяк на бедре.
Клянусь, я не собирался его бить! Даже не думал об этом! Но рука сама собой дёрнулась, описывая широкую дугу на расстоянии не более волоска от носа доктора. На моё счастье, он вовремя отшатнулся...
— Ну, это ничего, это бывает... — констатировал Гизариус. — С этим бороться можно...
На следующее утро я узнал, как «с этим» можно бороться, потому что доктор явился в мою каморку со связкой ремней. От предчувствия невыносимых мук я похолодел до корней волос и жалобно взмолился:
— Давайте не будем сейчас...
— Именно сейчас! — возразил доктор. — Пока у меня есть время. Сам ты себе растирания делать не будешь, по глазам вижу, а мне нужно заняться сбором трав... И вообще: если будешь капризничать, я попрошу Борга провести эту процедуру...
Наверное, на моём лице отразился нечеловеческий ужас, потому что Гизариус злорадно хмыкнул и велел:
— Ложись на живот!
Не успел я занять горизонтальное положение, как мои щиколотки и запястья оказались накрепко притянуты к раме кровати.
— Может быть, не нужно привязывать... — робко предположил я, но доктор только хихикнул:
— Ещё спасибо мне скажешь!
Я действительно сказал ему «спасибо». Но несколько позже, потому что на протяжении следующей четверти часа орал благим матом от боли. А потом орал ещё примерно столько же времени, потому что Гизариус перевернул меня на спину и продолжил пытку, которую он сам совершенно искренне полагал полезной лечебной процедурой. Нет, я не хочу произнести — даже мысленно — по его адресу ни одного худого слова: он опытный и весьма умелый лекарь, у него чуткие пальцы, а мазь, которой он пользовался, приятно холодила синяки, но... Сами сначала попробуйте, каково это, когда воспалённые желваки опухших мышц мнут и выкручивают, как мокрое бельё!
По окончании мучений (как подчеркнул доктор — на сегодня), оставшись в одиночестве, я хмуро завернулся в одеяло и уселся посреди смятой постели. А что прикажете делать, если одежду я так и не получил? Более того, Борг, увидев, во что превратилась его «парадная», как он сам выразился, рубаха, едва меня не избил. По счастью, доктор успел повиснуть на одной его руке, а принц — на другой, но мне было заявлено: и не надейся! В том смысле, что поганить свою одежду он больше не позволит. Так что мне пришлось забыть на время о прогулках, да и вообще — о лишних перемещениях по дому.
Я уже собирался дуться, как мышь на крупу, но тут в дверь снова заглянул доктор, и физиономия у него была настолько довольная, что моё лицо само собой скривилось в хмурой гримасе. Я люблю веселить людей, но не ценой собственного здоровья!
— Тут к тебе... — доктор хмыкнул, подбирая слова, — делегация.
— По поводу?
— Сам разбирайся! Чай, не маленький...
Я вздохнул, поплотнее запахивая одеяло:
— Ну, раз уж кто-то пришёл... Надо хоть узнать, что ему надо.
Гизариус счёл эти слова разрешением и снова исчез за дверью, а ко мне валом повалил народ. Сначала Борг ввёл принца и усадил на единственный имевшийся в комнате стул, а сам встал за спиной своего господина. Я насторожился. Вслед за Дэриеном порог переступил староста горячо любимой мною деревни в сопровождении свежеиспечённого отца. Им сесть уже было некуда, а предлагать расположиться рядом со мной на кровати я не стал. Вот ещё! Постоят, не развалятся... Я же не развалился...
— В присутствии его высочества... — начал староста, а я закончил:
— Под присмотром будет вернее.
Дэриен прыснул, но быстро справился с приступом смеха. Староста не понял, что так насмешило непосредственного представителя королевской власти, но почёл за лучшее не обращать внимания и продолжил:
— Мы тут... Того... Этого...
Я мысленно вздохнул и досчитал до пяти:
— Так «того» или «этого»? Скажите прямо: пришли закончить казнь?
Староста побагровел:
— Как можно... После того... После вашего...
О, уже на «вы»? Что-то мне не нравится поворот событий...
— Либо вы сейчас же скажете, зачем пришли, либо уйдёте, — холодно резюмировал я.
Теперь мой несостоявшийся палач побледнел, но приказной тон возымел действие, и он вполне связно сообщил: