Отражения (Трилогия) - Страница 387

387

— Слишком горд? Лучше мелким разбойникам ковырялки ковать, чем принять справедливое наказание? Принять с достоинством и честью?

Широкая пятерня Вэльши сгребла в комок камзол на моей груди и подтянула меня поближе к захмелевшим глазам:

— Честь? Да что ты знаешь о чести?

Киан заворчал, но я ладонью показал: «Всё под контролем» и ответил гному. Ответил очень спокойно и очень доброжелательно:

— Самое главное: честь у каждого — своя, но при этом сразу видно, имеется она или отсутствует.

Должно быть, с минуту гном, не мигая, смотрел на меня. Потом крепкие пальцы разжались.

— Он говорил то же самое.

— Кто?

— Мой учитель. Бывший учитель...

— Может, правильнее говорить — будущий? — не согласился я.

Вэльши хохотнул, но этот смех больше походил на рыдания.

— Будущий? Да он и на милю меня к себе и своей кузне не подпустит!

Не подпустит? А вот тут ты ошибаешься, мой друг. Конечно, я не имел удовольствия знать дядю Гедди даже вдвое меньше, чем ты, и всё-таки... Он не из тех, кто отсекает пути к отступлению. Слишком стар. Слишком мудр. И если юному гордецу оставлена жизнь, значит, она ещё пригодится! И Вэльши, и Гедрину, что любопытно. А наказание... Оно служит искуплением вины и в глазах окружающих, и в твоих собственных глазах. Допускаю, что Миррима заслуживала небольшой выволочки (сколько раз у меня самого чесались руки её отшлёпать?) но обучение хорошим манерам не обязательно должно сопрягаться с риском для жизни. Конечно, любой урок доходчивее, когда стоишь на Краю, однако велика вероятность того, что страх переиначит то, что пытается внушить учитель. Переиначит. Исказит. Исковеркает. Превратит Истину в её полную противоположность. Счастье, что гнома не успела испугаться по-настоящему. Не вошла в Тёмный Храм своей души.

Однако... Теперь становится понятным присутствие Мастера в приснопамятном трактире: он разыскивал гному по просьбе Гедрина. И кристально ясно, почему мне, с одной стороны, удалось справиться с «трином», а с другой стороны — почему парни вообще полезли в драку: кто ж по доброй воле согласится терять такой приз, как гномьи клинки! Особенно если работа — пустячная.

— Знаешь, как люди говорят? — подмигиваю совсем загрустившему Вэльши. — Пожуём — увидим!

— Что пожуём?

— А что попадётся!

В дверь заглянул давешний досмотрщик:

— Эй, парень! Тебя Хозяин на двор требует!

— Прямо сейчас?

— Нет, завтра пополудни! — огрызается Нож на мою попытку пошутить. — Шевелись, давай!

— Уже бегу! — я встал и с прискорбием сообщил своему собутыльнику: — Неотложные дела настоятельно требуют моего присутствия в другом месте, посему... В общем, я пошёл: слезай с моей «шкурки»!

Гному понадобилось не так уж много времени, чтобы сообразить, чего от него добиваются: каких-то четыре вдоха, и я получил полушубок обратно в своё распоряжение. Просунул руки в рукава, накинул на шею шарф (шапку засунул за пояс, чтобы голова раньше времени не вспотела) и последовал за нервно оглядывающимся на каждом третьем шаге провожатым. Разумеется, оглядывался он вовсе не на меня, а на волка, без единого знака занявшего привычное место у моей ноги.

Впрочем, спуститься именно во двор мне не позволили: велели стоять в дверях дома, за спинами «верзил», столпившихся на крыльце и разглядывающих... Посмотреть, кстати, было, на что.

Посреди двора в позе, исполненной одновременно величия, пренебрежительного сожаления и скорбного недовольства, воздвигалась кругленькая фигура «милорда Ректора» в длинной — до самых пят — лисьей шубе пронзительно рыжего цвета. Пушистый мех воротника в близком соседстве с блестящей в свете факелов лысиной смотрелся особенно впечатляюще. Ксо выглядел бы почти смешно, если бы... если бы не его взгляд. Тёмные пуговки глаз были не просто колючими: они походили на острия копий, с которых скалилась сама Смерть, и уж ни в какое сравнение не шли с наконечниками стрел, нацеленных с галереи на гостей Двора.

Я не оговорился. Гостей, ибо мой кузен прибыл не один. Рядом с «милордом Ректором» стоял Рогар. Вот уж с кого можно было писать доброго дядюшку: ласковый взгляд, блаженная улыбка и вообще — выражение полнейшего довольства жизнью на лице. Правда, дёрнувшаяся бровь Мастера, заметившего моё появление, недвусмысленно пояснила, что под маской спокойного дружелюбия клокочет ярость... Лично я испугался сразу — ещё до того, как узнал, почему мне надо бояться. Испугался, сообразив: если уж Ксо притащил вместе с собой Рогара (а наоборот быть вряд ли могло — не то соотношение чинов), нагоняй последует с обеих сторон. Ох, выпорют меня... и, как всегда, будут совершенно правы. Но всё же, зачем они здесь находятся?

— Я пришёл за принадлежащим мне имуществом, — поделился своим раздражением Ксаррон, отчётливо выговаривая слова, кристалликами льда осыпающимися в тишину.

— Конечно, господин Ректор, конечно, — ответствовал блондин, стоящий на последней ступеньке лестничного пролёта, соединяющего крыльцо с плитами двора. — Но прежде я хотел бы кое-что обсудить.

Я невольно покачал головой. Нет, дядя, неверный стиль поведения ты выбрал, чтобы диктовать условия моему кузену. В корне неверный. Надо было спуститься вниз, подойти и вежливо поклониться, всем своим видом показывая, что искренне сожалеешь о нелепых причинах, заставивших уважаемого человека бросить дела и явиться в место, которое не... Примерно в таком духе. Вежливо и даже чуть подобострастно. Перед истинно могущественной персоной прогибаться можно и нужно — если хотите поиметь в чужом деле свой маленький интерес. А вот, ежели нагнёте голову и — рогами, рогами... Ксаррон терпеливее меня, но в некоторых вещах не приемлет ни «да», ни «нет». Проще говоря, есть только одно мнение — его собственное, а всё прочее — чушь, не стоящая внимания. Сейчас как раз складывается подобная ситуация. Не знаю, как остальные зрители и участники разворачивающегося во Дворе действа, а я вижу: Ксо разозлён. Причём, злится единственно на меня. Фрэлл, даже не смотрит в мою сторону! Знает ведь, где я нахожусь, а не смотрит... Похоже, одной поркой дело не обойдётся.

387