Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг, избавляя народ от грязного отребья в моём лице. Собственно, я его не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без моего участия... Гномка никогда меня не найдёт — обидно, конечно, но такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счёт не идёт. Принц... Всё равно я не могу ему ничем помочь — о чём же жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что... Но, можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд вечно занятого неотложными делами лекаря... Так что я чист перед богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог — у Вечной Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность. Да-а-а, легко сказать — расслабиться! А вот как это сделать на практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле, что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует оптимизму... Что, Джерон, страшно? Э-э-э... пожалуй, да. Но боюсь я совсем не смерти. Точнее, не только её. Страшно уходить, не оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе... Если бы я был уверен, что кто-то спустя годы будет вспоминать меня — пусть даже ругая — я бы рассмеялся в лицо своему палачу, а так... Нет, только не плакать! А нос уже предательски шмыгает... Я поднял лицо к небу в надежде, что жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слёзы до того, как их кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым — мне достаточно ощущения, что именно такой я и есть — пусть все вокруг считают, что я холоден, как лёд, и спокоен, как камень... Впрочем, это сравнение неудачное — в ином камне куда больше страсти, чем во мне...
Летнее небо такое глубокое, что взгляд, устремившись ввысь, может утонуть в тёмно-синем океане, по которому лениво скользят белые громады облаков и лёгкие тени птиц. В канун Праздника Середины Лета ты станешь ещё ярче, ещё прекраснее, но я больше не смогу тонуть в твоих бездонных глазах... Как странно: я не люблю синий цвет, но обожаю смотреть на небо. Магрит называла это Парадоксом Упрямого Разума. Интересно, что она имела в виду? Ответа я не узнаю. Да и к чему мне ответ, если я не могу задать вопрос? Крохотная точка в центре лазурного шатра. Птица? Скорее всего. Только птицы могут чувствовать себя так беззаботно и счастливо, качаясь в ладонях Владычицы Ветров... Наверное, я должен обратиться к богам? Но я не помню ни одной молитвы, и это терзает меня сильнее, чем предчувствие Шага за Порог. Есть ли там хоть что-то? Или, закрыв глаза в последний раз, я окажусь посреди Ничего?
И словно отвечая на мою мольбу, память услужливо подсовывает песню из далёкого детства. Я почти забыл её. Или думал, что забыл... Почему-то Последнюю Песню всегда поёт ребёнок... Тонкий, совершенно бесстрастный голос звенит в сознании...
Караваном отлетевших душ тают в небесах
Грустные облака...
Где-то там, в синеве
Ты летишь, одинок,
В никуда, навсегда,
Не оставляя на Земле тёплого следа...
Тысячи тропинок были пройдены, но ещё
Больше — встречи ждут с тобой...
Ты не мог им солгать...
Кто решил за тебя:
Смысла нет дальше жить —
И, усмехаясь, разорвал тоненькую нить?..
В зеркале распахнутого сердца — в озёрах глаз
Отражение любви
Ярче солнца горит
И зовёт, но туда
Для тебя нет пути —
На серых крыльях Смерти тише, душа, лети...
В никуда, навсегда
Тень души упадёт...
На Земле кто-нибудь,
Может быть, вспомнит тебя...
Новый рассвет в небесах
Будет сиять, но ему
Не увидеть никогда свет погасшей звезды...
Страх бьётся под кожей жидким огнём. Я не хочу уходить, но если я и в самом деле должен это сделать, то почему, во имя всего Сущего, я должен провести последние минуты жизни в нелепом ожидании? Как трудно... Ну почему они тянут?
Староста всё лопотал, багровея от осознания неожиданного статуса исполнителя королевской воли. Меня никто ни о чём не спрашивал — на деревенской сходке преступники права голоса не имеют. Как же они смешны, прямо как дети, получившие в руки игрушку, о которой могли только мечтать! Потому и не торопятся с исполнением приговора. Не наигрались... Ну ладно, хватит! Не знаю, как им, а мне уже стало жарко. И голова трещит — хорошо мне гном приложил. Душевно... Стоп! Гном?! Нет, это становится уже дурацкой традицией! Почему все мои беды начинаются с появлением этих недомерков? Я даже дёрнулся от возмущения, чем отвлёк толпу от созерцания вещающего прописные истины старосты. Тот недовольно посмотрел в мою сторону и предположил, что убийце — то есть мне — уже не терпится проститься с жизнью. Эти слова были встречены селянами с воодушевлением — в самом деле, доколе ещё торчать на горячем солнце? Прибить мерзавца, выпить за здравие справедливейшего из королей, да и разойтись по своим делам...