Отражения (Трилогия) - Страница 167


К оглавлению

167

Он всего лишь сделал логичный вывод из имеющихся посылок — за что же мне ненавидеть старика? На его месте я вёл бы себя ещё хуже: лгал, изворачивался, убивал... Наверное. Не знаю. Никогда не оказывался в подобной ситуации. Да и не окажусь, пожалуй...

Да, вот такой я неблагодарный и мерзкий тип. Обидел старого больного человека... Но он сам виноват — не надо было усугублять. Преклонил колено! Это уязвило меня больше, чем ложь «во благо». А уж это его «dan-nah»! Хочется вырвать из глотки вместе с языком. Какой я тебе «хозяин»?! Смех один... Я не могу считаться тем, кем не могу быть с полным правом, разве ты этого не знаешь, старый глупец? Зачем же добиваешь меня — я и так еле дышу...

Опять обманулся? До каких же пор?! А впрочем, ваш покорный слуга ни на мгновение не мыслил, что... Тёплая крепкая рука протянута мне не из сочувствия или во исполнение приказа, а для того, чтобы построить задел «на будущее». Почему я сам никогда не бываю столь расчётлив? Может, стоило бы последовать примеру шадд’а-рафа? Делать добрые дела с оглядкой: как бы своего должника потом использовать? Нет, не хочу!

Ну почему, почему, старик? Ты же видел, какими восторженными глазами на тебя смотрит маленький мальчик, которого ты защитил от нападок волчицы, как внимает твоим мудрым словам, старательно запоминая каждое из них? Ты поощрительно улыбался, когда я демонстрировал только что разученные приёмы... Ты понимающе кивал, когда я жаловался, что не в силах освоить все науки, избранные Магрит для моего обучения... Ты уводил меня с собой под сень одичавшего сада, не забыв прихватить корзинку с сытным обедом, и мы часами разговаривали или, напротив, сидели и слушали пение птиц... Мне было так хорошо — просто помолчать, ощущая рядом тепло твоего сильного тела... Ты научил меня любить дождь: помнишь, как в одну из прогулок начался ливень, и я испугался? А ты... Ты хохотал, раскинув руки и подняв лицо навстречу обжигающим струям... А потом сказал: «Идите сюда, ma’daeni, не бойтесь: дождь смывает всё то, что причиняет нам боль...» И я пошёл. И тоже, смеясь, пил воду, льющуюся с неба... Ты...

Я верил тебе больше, чем самому себе, если такое возможно. И... я не видел в тебе отца. Я видел гораздо больше. Друга. Я был готов отдать всё, если ты попросишь... И ты попросил. Отказав в доверии. Ты воспользовался мной, как орудием. А что делают с топором, когда дерево срублено? Правильно, убирают подальше. До следующего дерева. Наверное, так мне и надо. Наверное, я не представляю больше ценности, чем зазубренный топор, но... Я не ожидал, что ты будешь первым, кто ткнёт меня лицом в ЭТУ правду...

— Dan-nah...

Ну вот, опять! Я с силой выдохнул:

— Нам не о чём разговаривать.

— Dan-nah... Я молю вас о прощении...

— Считай, что я простил. Но не надейся, что забыл... Всё. Уходи.

— Dan-nah... — Он не спешил выполнить мой приказ, напрашиваясь на грубость.

Честное слово, я старался сдержаться! Изо всех сил старался, но полученные удары расшатали стены крепости моего духа, и то, что от меня осталось, процедило сквозь зубы:

— Пошёл вон.

Он смотрел на меня такими глазами, что хотелось выть, но я отвернулся, обозначая завершение беседы.

Прошла минута. Другая. Я не шевелился, пока холодная волна вдоль позвоночника не подсказала: шадды ушли. Ушли. Но легче не стало.

Ты даришь частичку своей души, даришь искренне, не требуя ничего взамен, и... Твой подарок выкидывают за ненадобностью. Нет, чтобы просто задвинуть в угол пыльного шкафа до лучших времён, о нет! Вежливость диктует: надо вернуть дарителю. Кинуть в лицо. И потом долго и наивно удивляться: чем это ты недоволен? Ты же получил всё обратно!

Хочется умереть. Закрыть глаза и больше никогда не открывать. Пусть за Порогом темно, страшно и холодно — не беда! Зато там нет тех, кого я хотел бы называть своими друзьями, а значит, там я не буду испытывать режущую боль в груди, встречаясь с ними взглядом...

Колени подогнулись, и я осел на землю.

Может быть, решиться? Уйти? Тоска становится глубже от встречи к встрече, и когда кажется, что дела идут на лад, судьба безжалостно и уверенно стирает иллюзию надежды...

Чьи-то маленькие руки легли мне на плечи. Сознание уловило дыхание жарко натопленной комнаты. Рианна? Да. Она самая. Не трогай меня, девочка, не надо...

— Тебе плохо?

— Бывает и хуже...

— А выглядишь ты так, как будто собрался умирать, — с невинной прямотой заявила принцесса.

— Неужели? — вяло улыбнулся я. — Впрочем...

— Но ведь ты не собираешься, правда? — В голосе девочки прорезалась тревога.

— Простите за грубость, ваше высочество, но... Какое вам до этого дело? Всё, что вы получили от знакомства со мной — это боль... Так не лучше ли мне будет...

Неумелая, но звонкая пощёчина обожгла моё лицо.

— Не смей! — О, какие мы грозные, если постараемся...

— Почему это? — продолжал упорствовать я.

— Ты... Ты спас мне жизнь!

— Когда это? Не припоминаю.

— Не притворяйся злым и бессердечным! Я знаю, что ты не такой!

— Вы не можете знать то, чего не знаю я сам, — мягко возразил ваш покорный слуга.

— Могу! Я видела...

— Что вы видели?

— Когда ты позвал... этого зверя... я видела тебя... как изнутри.

— И что же там было, кроме грязи и темноты? — съехидничал я.

— Там не было темноты, и грязи не было! — горячо воскликнула принцесса. — Там... Там тепло и красиво! Там нет границ и нет правил...

— Пустое место, в общем, — подытожил я.

— И вовсе не пустое! — обиделась Рианна. — Я не знаю, какими словами описать то, что я чувствовала, но пустоты там нет!

167