Отражения (Трилогия) - Страница 14

Впрочем, не стоит делать ход моих мыслей достоянием посторонних зрителей, тем более что купец и так косится в нашу сторону с плохо скрываемым любопытством. Да и Миррима обидится, если узнает, о чём я думаю... Ладно, постараемся прогнать с лица глупую ухмылку и продолжим беседу со всей серьёзностью.

— Я не намерен тратить силы на ссоры с тобой, милая. Хватит того, что я уже пережил... Я очень устал. Правда. И пытался отдохнуть, когда ты завела этот глупый разговор с хозяином...

— Глупый?!

— Ну хорошо, хорошо, пусть будет «бесполезный»...

— Это ещё почему?

— Твоё описание моих сомнительных достоинств завело человека в тупик, ты не заметила?

— Но я говорила как есть!

— Именно. «Как есть», но — для тебя.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тебе не приходило в голову, что я веду себя немного по-разному с разными людьми?

— То есть ты не всегда дурак?

Будь у меня менее сонное настроение, я бы её отшлёпал, клянусь!

— Примерно.

— Но какое это имеет отношение к внешности?

— Самое прямое. Восприятие собеседника зависит от его манеры речи, тона голоса, набора жестов...

— Ты опять?!

— Что? — На этот раз «тупил» я.

— Опять ведёшь заумные беседы?!

— Прости, — я беспомощно улыбнулся. — Иногда меня заносит.

— От этого нужно избавляться, — с видом знатока заявила гномка.

— Учту. А теперь объясни, что тебе нужно от меня?

— Ну-у-у-у... я беспокоилась. — Могу поспорить, что новая волна румянца залила круглое личико по иной причине, нежели та, что вызвала прежнее его кратковременное покраснение.

О существовании купца было забыто сразу же после того, как Миррима увидела моё лицо. Что до меня, то мне доставляло некоторое садистское наслаждение искоса подглядывать за мучениями добровольного наблюдателя. Несчастный человек был вынужден слушать всю чепуху, которую мы несли, нимало не смущаясь его присутствием. Не думаю, что он понимал и половину наших слов, но продолжал мужественно фиксировать в памяти каждую произнесённую фразу, одновременно пытаясь делать вид, что его куда больше волнуют приготовления к отправке обоза.

Согласен, со стороны мы выглядели странно: гномка в растрёпанных чувствах и совершенно квёлый парень, который даже не удосужился приподняться со своего «ложа», — что у них может быть общего? Собственно говоря, ничего общего у нас и не было. По моему скромному разумению. Что же касается мнения на сей счёт моей собеседницы, то она не спешила им поделиться, а я не проявлял интереса.

Она беспокоилась... Из-за чего, скажите на милость?! Знакомы — без году неделя. Нежных чувств друг к другу не испытываем. Вроде я ей ничего не должен... А она мне? За испорченную одежду разве что... И потрёпанные нервы. Ладно, попробуем выяснить...

— Вот как? — Я картинно изумился.

— А что такого? — Миррима попыталась выкрутиться. — Тебя так крючило на стрельбище...

— Могу себе представить. — Я вздохнул.

— А потом тебя куда-то унесли...

— И, конечно, тебя так беспокоила моя судьба, что ты принялась меня искать? — Я не хотел язвить, но горечь сама собой проникла в голос.

Гномка куснула губу.

— Ты не веришь?

— Почему же... Верю. Только не могу понять причин.

— Причин?

— Помнится, ещё до той безобразной сцены, после которой я потерял сознание, ты успела получить хорошую затрещину, — заметил я, прищурившись.

Гномка снова начала розоветь:

— Это... Ну... В общем...

— Было справедливо, — подытожил я.

— Да, — облегчённо выдохнула Миррима.

— Поэтому ты на меня не обижаешься.

— Да.

— Что-то ещё?

— Да... — Она протянула мне ладошку, на которой тускло поблёскивала монета. — Твой выигрыш.

А я и забыл... Надо же... Она пришла, чтобы отдать мне деньги? Куда катится мир?

— Спасибо, конечно, но мне даже некуда её положить.

Гномка немного подумала и потянула за шнурок, выглядывавший из выреза платья. На свет божий был извлечён маленький кожаный мешочек из тех, что используются несовершеннолетними девицами для хранения всевозможных любимых мелочей и талисманов. Красивый такой мешочек, даже с вышивкой, и шнурок крепкий, сплетённый из тоненьких полосок кожи.

— Возьми, пожалуйста.

Я принял дар со всей возможной серьёзностью. Ну вот, теперь осталось только вдеть в каждое ухо по серьге, заплести косички и...

— Невежливо разговаривать с дамой лёжа!

Ломающийся мальчишеский голосок был исполнен праведного негодования. Я даже зажмурился и помотал головой в надежде, что мне всё это почудилось. Что ещё на мою бедную головушку?

Блюститель норм рыцарского поведения стоял недалеко от телеги, гордо вытянувшись во весь свой рост, целиком и полностью соответствующий моим представлениям о тринадцатилетнем подростке. Мальчик был породистый: такая горбинка на носу не возникает от переломов, а такая линия подбородка формируется исключительно на протяжении веков, никак не меньше. Иссиня-чёрные, блестящие волосы и золотисто-ореховые глаза. Дорогой дорожный костюм из мягкой замши. Коротенький кинжал на боку. Целая гора самомнения. И океан гнева, в котором мне полагалось утонуть. Я вздохнул. Сел. Вздохнул ещё раз и перекатился через тюки, сползая с телеги на землю. Отдых снова сказал мне: «Прощай»...

— Во-первых, я не вижу здесь дамы, при всём моем уважении, — кивок в сторону Мирримы, — а во-вторых, я не нуждаюсь в советах человека, который ещё сам не постиг всех тонкостей этикета в силу малого количества прожитых лет.